У Вас есть удачное изобретение?

Публикуйте концепцию и возможно инвестор заметит Вас!

Не возможно представить себе, чтобы современная наука функционировала как единое целое без участия в этом процессе философии. Но вот о том, на каких условиях, в каком качестве – это, пожалуй, самый актуальный вопрос современного научного познания. Чтобы понять, как должно происходить взаимодействие науки и философии и должно ли вообще, необходимо сначала разобраться с самым запутанным вопросом за всю историю существования философии: а что же есть, чем же является философия. И вообще является ли философия наукой. Данный вопрос неоднократно поднимался и решался в каждый период развития, как философии, так и науки в целом по-разному. Нет, пожалуй, ни одного серьезного философа, который бы не попытался сформулировать понятие философии, и, исходя из этого, объяснять природу такого взаимодействия. Пожалуй, из всех философов к решению данной задачи ближе всего оказался Э. Гуссерль. Именно им сформулированный тезис: “назад к вещам!” прозвучал на фоне разброда и метаний в проблеме уяснения сущности и роли философии в научном познании, как призыв к восстановлению действительного статуса философии, как строгой науки. К сожалению, данный тезис не был доведен и самим автором до логического конца, то есть не была сформирована сама философская научная теория. Сделано было другое, было предложено считать механизмы выявления философского смысла именно законами самой философии, что конечно нельзя признать логичным, но что вполне вписывается в концепцию Гуссерля по поиску и объявлению последнего основания для доказательства наличия свойств объектов. При этом им отрицалось наличие доказательства правоты или ложности каких бы то ни было утверждений с опорой на соответствие объективной реальности, чем последняя выводилась за рамки объекта философии, на место которой была без особого труда помещена так называемая интерсубъективность, то есть коллективная форма конвенциализации любых утверждений, основанных на феноменологическом анализе, в основе которого лежит процедура, отстранения от всех вторичных суждений об объекте (эпохе). В результате этого именно законы чистой итерсубъективной логики познания заняли место объективных всеобщих закономерностей, определение которых в форме категорий и их взаимосвязей было традиционно принято считать в качестве законов философии. В результате такой ложной интерпретации, что было естественно при восприятии философских принципов как врожденных и потому не требующих подтверждения их объективности, к чему всегда стремились частные науки, философия не только не получила статуса научности, но еще более потеряла доверие к себе в глазах представителей частных наук. Вместо философии как точной науки Гуссерль предложил философию как науку о субъективном (интерсубъективном). Его убежденность в верности своего подхода к определению научности философии заключалась в том, что он принял внутреннюю уверенность в собственном бытии, присущую каждому человеку, как нечто врожденное, как доказательство трансцендентности не только самих вещей, но и их всеобщих свойств, а потому он твердо придерживался мнения о невозможности познания свойств самого мира как такового, по крайней мере, для философии как науки. Суть заблуждения состояла в том, что то, что было принято считать внутренним cogito, является ни чем иным как знанием человека о самом себе как физическом и индивидуальном объекте. То есть в процессе жизнедеятельности человек постоянно пользуется знаниями не только о Мире в узком и широком контекстах, но и знаниями о самом себе, как об объекте, и чаще, именно в утилитарном смысле, для обслуживания своих нужд. Именно результат постоянного совпадения знаний о себе с тем, как сам человек для своего сознания представлен в качестве феномена и создает в обыденной жизни ту непоколебимую в здравом рассудке уверенность в бытии себя самого, а так же и других субъектов познания и практики. Иными словами, Гуссерлю потребовалось в угоду представлениям о врожденности, априорности философских постулатов догматизировать этот частный случай практического применения и пополнения знания о трансцендентном в той его части которая касается бытия субъекта в качестве критерия истинности знания. Это повлекло искажение смысла и самой процедуры познания всеобщих свойств Мира, и подменило действительную сущность абсолютно любого акта познания и накопления знаний, которые на самом деле являются именно познанием объективной реальности, каковая, по сути, есть ни что иное, как (в самом общем смысле) просто уверенность в наличии такого соответствия. Это утверждение требует некоторого уточнения. Дело в том, что поскольку мы не имеем знания о том, что действительно происходит за границей, которая отделяет субъекта и непознаваемую непосредственно вещь-в-себе, то единственно чем мы можем обладать, так это только результатами отражения психических реакций, то есть знаниями, которые применительно к конкретной ситуации дают сетку, матрицу возможного наступления событий. То есть, единственно, чем мы действительно обладаем, так это возможностью ориентироваться в этих реакциях, и предугадывать их и направлять их для получения определенного результата. То есть картина мира есть ни что иное, как матрица для ориентации и предсказания самих феноменальных реакций. И именно совпадение знаний о процессе взаимодействия сознания с психическими реакциями и есть то действительное содержание понятия Мира, формирующая уверенность в его наличии.

Кажется на первый взгляд, что последнее утверждение ни чем не отличается от позиции Э. Гуссерля или даже критической феноменологии, но это только на первый взгляд. На самом деле признавая в качестве критерия истинности знания процедуру его подтверждения, пускай регулярно происходящую в момент созерцания объекта, с которым человек взаимодействует, или собирается взаимодействовать, мы не лишаем само знание его объективного содержания, то есть его индивидуальности и его специфичности относительно каждого свойства, того или иного объекта, каковые раскрываются только посредством научной практики. Это означает, что мы действительно познаем скрытую от непосредственного схватывания ту, якобы не познаваемую вещь в себе, а не логику такой процедуры.

Именно это свойство познания и его продукта, знания, и делает вообще любую процедуру интенциональных актов научной, то есть раскрывающей те или иные свойства реальных объектов, их объективные свойства. Отсюда можно обозначить предлагаемое направление как объективную феноменологию. Именно в поиске своего объективного содержания, раскрытии содержания соответствующих предмету познания его объективных свойств, проявляющихся в поведении объектов, – и заключено научное и познавательное значение философии. Именно в таком смысле философия может и должна рассматриваться как наука.

В свете этого следует рассмотреть вопрос, каков действительный объект познания философии как науки и существует ли он, а если существует, то как становится возможным его познание. Вот теперь-то и настало время вспомнить тот замечательный лозунг – “назад к вещам”. Как следует понимать это обращение. и как оно связано с действительными механизмами познания любых свойств объектов?

Без понимания этой процедуры невозможно так же понять роль и место в научном познании не только философии, но и любой другой науки, поскольку именно способом классификации объектов относительно присущих им свойств и объясняется деление на науки. Для уяснения этого вопроса следует начать с объяснения механизма самой процедуры познания и тех объективных предпосылок, благодаря которым она становится возможной.

Для начала следует осознать, что вся информация, которую наше сознание получает в качестве некоего потока образов, не может быть непосредственным познанием сущности того, что происходит в действительности. Если бы это было возможно, то отпала бы сама необходимость в познании как таковом. И действительно: зачем что-либо познавать, если знание об этом дается прямо, непосредственно. Но если для получения знания требуется процедура интерпретации, то, следовательно, существует промежуточное звено, и знание о мире получается опосредованно. Таким посредником являются объекты сознания, которые образуются в процессе взаимодействия человека с Миром. Дело в том, что эволюционно у человека возникли структуры мозга, которые приобретая те ил иные качества в процессе взаимодействия сознания с реакциями психики и отождествляются с теми объектами сознания, которые мы имеем возможность идентифицировать как некие сущности вещей. Этот инструмент возник эволюционно, и представляет собой орудийную форму взаимодействия человеческого организма, в частности, одной из его частей – мозга, со своей психикой, в результате чего эволюционно сформировался механизм, позволяющий сознанию накапливать информацию о реакциях психики и использовать их для ориентации в потоке образов, которые возникают в психике в процессе взаимодействия человеческого индивида со средой. Сам механизм возникновения таких структур требует отдельного разговора, как и вообще проблема определения человеческой формы взаимодействия. Существует мнение, что Все образы сознания формируются на основе конечного информационного потока от конечных сенсоров, потому всегда являются весьма вероятно усеченным фантомом реальной сущности и сознательное отождествление всегда условно и должно этот факт учитывать. Этот не совсем верно, поскольку надо учитывать один момент: дело не в конечности сенсоров, даже если бы их было в миллион раз больше, мы бы все равно получили бы не непосредственное знание о мире, а получили не более чем сложную психическую реакцию, которая сама по себе к познанию никакого бы отношения не имела. Если же воспринимать предлагаемую точку зрения в той форме как она изложена, то ее суть снова сводится к утверждению возможности непосредственного знания, только с той разницей, что мы якобы из-за несовершенства наших органов вынуждены получать его по чуть-чуть, не все сразу. Но и в этом случае необходимость в познании как процедуре опосредования отпадает. Чего мы естественно не наблюдаем. Возвращаясь же к механизму формирования объектов сознания, следует обратить внимание на то, что главным звеном в их формировании является именно наличие повторяемости, и ее фиксации. То есть объект это не сумма сенсоров, а тот след, который от их собственной совсем не на познание рассчитанной работы остается в определенных структурах мозга. Именно след мы разглядываем, а он формируется в процессе взаимодействия, причем при совершенно различных и по месту и по времени обстоятельствах. Поэтому и происходит его уточнение, углубление и эксперимент есть наиболее важный элемент такого уточнения. Его звено. А научный эксперимент иногда и очень продолжительное время – отсутствующее звено. Хотя накопление информации идет и без него под действием обстоятельств, и их подсознательного или самопроизвольного анализа. Но научный эксперимент более совершенен, как процедура уточнения описаний образа-объекта на фоне действия на него нейтральных к результату реакций психики.

Для нас важно, что благодаря накоплению реакций, причем материально оформленных в качестве объектов-образов сознания, мы имеем возможность их описывать, то есть обнаруживать в структурах хранящих следы неоднократных повторений тех или иных воздействий со стороны материальных и духовных объектов то действительно объективное содержание, которое дано человеку именно в такой опосредованной форме. В данном случае речь идет о памяти, как о хранилище результатов такого взаимодействия. Сама же процедура выявления такого содержания не плохо представлена непосредственно феноменологически методом. Именно после осознания истинной сущности такой процедуры, становиться понятен действительный смысл возвращения к вещам, как возвращение научного метода к описанию именно этих объектов сознания, а не к интерпретации интерпретаций.

Именно описание этих объектов сознания и будет считаться познанием свойств Мира, свойств его объектов, и будет представлено знаковой форме в качестве особого инструмента, в совокупности называемых знаниями.

Именно наличие такого похода на любом этапе познания свойств любых объектов, начиная с эмпирического этапа, и заканчивая теоретическим, и будет считаться доказательством принадлежности такого познания к его истинно научной форме. Не стоит наверно специально указывать на то, что и философия в таком случае, несомненно, является наукой, если описывает свои, соответствующие ее задачам объекты сознания, или эйдосы.

Но поскольку все свойства связаны с процедурой непосредственного взаимодействия человека с предметами, которые, по сути, так же являются, в смысле их названия, такими же определениями некоторых применяемых в обыденной жизни свойств объектов человеческой практики, то все эти предметы-свойства, вольно или невольно, станут комплектоваться в определенные группы по степени общности присущих им фундаментальных свойств. Тогда самое общее свойство, присущее только конкретной группе объектов, и отграничит одни объекты от других, и тем самым отделит одну науку от другой. Так будут формироваться объектные базы частных наук. По этой причине ни одна наука не может претендовать на звание универсальной (в том числе и философия), попытки чего в последнее время стали традиционными со стороны представителей физической науки.

Но не верно было бы и представлять мир (непознаваемую вещь-в-себе) раздробленным на отдельные субстанции. Ни в том, ни в этом случае не может быть выполнено требование единства научного познания.

Дело в том, что поток сознания един, он не делиться на фракции, хотя различные этапы этого взаимодействия требуют того или иного научного подхода для успешной в нем ориентации. Поэтому деление Мира на объекты условно. Это только сознание эволюционно создано так, что бы выделять из потока образов и накапливать в структурах памяти, и при случае извлекать их оттуда, по мере необходимости, для более удобного для его носителя, человека, в нем ориентирования, конкретные его фрагменты в качестве своих объектов. Тогда как в самом потоке явлений этого деления нет. То есть такое деление – это чисто когнитивная процедура для удобства классификации и использования свойств. Поэтому поток сознания будет един, тогда как интерпретация возникающих в результате взаимодействия человека с Миром реакций в суммарном плане будут таковой, каковой действительно является вещь-в-себе. А это и есть, по сути, определение сущности пресловутого единства научного знания.

Нельзя отказать философии и в наличии собственных объектов для научного экспериментирования, то есть представить ситуацию так, что все объекты принадлежат отдельным наукам, а философии такого объекта не досталось. Это не так. Поскольку все другие науки имеют свои объекты познания и изучают те объекты, которые проявляют строго определенные свойства, или свойства меньшей общности внутри данной, то вне их поля зрения объективно остаются именно те свойства, которые принято называть всеобщими, то есть те, которые присущи всем объектам всех частных наук. Как уже было показано, ни одна частная наука по определению, то есть по принципу своей организации, не может заниматься выявлением этих свойств, то есть описанием тех объектов сознания, которые образованы именно отражением таких взаимодействий с Миром, которые свидетельствуют об объективном наличии данных закономерностей. Поэтому единственной соответствующей этой задаче, будет процедура описания таких объектов сознания, которые будут отражать свойства присущие всем объектам, с которыми человек взаимодействует на практике.

Поэтому в системе классификаций свойств Мира, философии будет принадлежать самая обширная познавательная среда, включающая все объекты, в том числе и структуры самого сознания. Тогда как сама специфика философского познания будет чисто научной, по сути, то есть она будет описанием объектов сознания, но отражающих такие закономерности существования объектов, действие которых будет распространяться на все объекты, существующие в Мире. Единственно чем будет отличаться философия от частных наук, и что соответствует ее особому статусу – это отсутствием той собственной технической базы, которой в полной мере обладают частные науки, но которой она будет независимо от желания представителей частных наук пользоваться по своему усмотрению, поскольку в поле зрения философа находятся все виды научной активности и дублировать их было бы не целесообразно. Хотя это утверждение не отрицает возможности проведения и чисто философского эксперимента, правда средствами частных наук. Но зачастую и этого не требуется, так как даже на бытовом уровне всегда можно поставить любой эксперимент, в силу всеобщности свойств в нем исследуемых. Отчасти и этому философия обязана мифу о ее, с одной стороны, оторванности от науки, а с другой стороны – ее зависимости от научной практики, что и приводится зачастую как аргумент для опровержения ее научного статуса.

Есть правда и проблемы, вызванные непосредственно использованием уже готового знания, то есть подчеркнем его теоретической, то есть рафинированной частью, когда процесс его приращения остается скрыт от наблюдения, а знание, истины предстают как готовые, а посему, как врожденные, как вне опытные, выражающие только отношение человека к миру, содержащие в самом общем виде варианты решения научных проблем. Поэтому зачастую философию отождествляют с мировоззрением – индивидуальным комплексом представлений о всеобщих принципах устройства Объекта, Мира, которые имеет каждый человек, но в котором философия зачастую выступает в качестве до научной стадии индивидуального постижения данной проблематики, как изначальная, естественная форма такого вопрошания, а потому содержащая в неразвернутом виде научную постановку любого всеобщего вопроса и ответ на него, или более точно – его видение. Действительно, философии без четкого понимания процедуры формирования ее законов, не находится места в научном познании, и потому философы вынуждены соотносить с философской деятельностью то психологические механизмы функционирования сознания, то вечные идеи, то априорные врожденные структуры, а последнее время именно область индивидуального сознания отвечающую за личностную форму приложения и выявления любых форм теоретического знания. И не удивительно, что до сих пор философия ни шаг не приблизилась к решению этой методологической задачи, отсутствие правильного решения которой не позволяет иметь действительно научную философскую теорию, законы которой модно было бы успешно и осмысленно применять на практике.

Следует отметить, что большая часть экспериментальных усилий в научной практике идет на построение научных теорий и их следствий, тогда как экспериментальный материал сам по себе является носителем всеобщих свойств, как и любые взаимодействия человека с объектами на бытовом уровне. Поэтому недостатка в научном материале философ не испытывает.

Задачей философа в данной ситуации, помимо собственной исследовательской деятельности, будет так же выявление таких понятий и ассоциируемых с ними свойств, которые, напрямую не входя в ту или иную научную теорию, но используемые для ее аргументации и построения картины объекта, оказали, тем не менее, воздействие на успешное ее формирование. Не секрет, что многие ученые были и авторами философских трактатов, что указывает на несомненную связь их научной деятельности с философией.

Но о взаимодействии философа и ученого несколько позже.

Прежде необходимо вернуться к самой процедуре формулирования определения философского закона, то есть к правильному пониманию понятия закона. Это позволит убедиться в том, что философия и в этой части может претендовать на звание строгой науки, и мало того, науки практической, так как из признания объективного содержания ее постулатов логично следует необходимость соблюдения этих законов для успешного использования объекта в той или иной области человеческой практики и не только в материальной, но и в духовной сфере.

Необходимость философских определений обусловлена наличием особых объектов сознания, которые являются теми реакциями, которые накапливаются в памяти человека в виде устойчивых структур, и которые по этой причине и представляется возможным описывать, каковое описание само по себе, и составляет суть вообще любой процедуры познания, обращения к самой вещи, а точнее к ее посреднику. Именно наличие образов любых по общности свойств и делает возможным существование наук вообще, и философии как описательной процедуры в частности. Другое дело, что, как правило, в частных науках переход от первичных и весьма нечетких проявлений свойств объектов происходит демонстративно в процессе научных экспериментов, когда от стадии эмпирических обобщений совершается переход к обобщениям универсальным, теоретическим, тогда как в философии этот переход и само наличие таких стадий порою в виду большей универсализации, философского метода остается незамеченным. Поэтому результат его уже воспринимается как свершившийся факт, сведения о начальном этапе на пути к определению которого, скрываются в подспудной работе мыслителей независимо от их научной принадлежности, и порою философу лишь только остается признать философский статус того или иного свойства, которым уже долгое время пользуются как на бытовом уровне, так и в конкретной частной науке, зачастую в виде межотраслевого, или общенаучного понятия или принципа. Самой процедуре описания будет посвящена отдельная статья, поэтому в контексте решения проблемы определения сущности философии важно подчеркнуть только принципиальную идентичность способов познания всех свойств, хоть частных, хоть общих, хоть всеобщих, что бы показать наличие объективной основы для существования такого познания как философского, и такой науки, как философия. Стоит заметить, что именно от точности описания такого объекта, который отражает всеобщее свойство зависит уже реальный статус философской науки как точной.

Дело в том, что и определение содержания философских свойств – есть не малая проблема, которая за все время существования философия так и не была удовлетворительно решена. Но и здесь сама процедура определения не обличается от таковой в точных науках. Заявление весьма претенциозное, но по сути верное, поскольку определения в точных и теоретических науках строятся по одному принципу (да и как же это могло бы быть иначе), только с тем отличием, которое обусловлено использованием для описания различных объектов и различных же научных языков. Так если в физике применяется язык формул, то в общественных дисциплинах в основном используются понятия. Но стоит обратить внимание, что сама процедура формирования определения закона, имеет много общего. Так в философии и в математическом уравнении присутствуют две половины формулы которые связаны друг с другом определенным соотношением, суть которого заключается в том, что всегда в любой формуле есть начальные признаки действия свойства, и результат, то есть его конченые, те, которые свидетельствуют о завершении его действия, где описанием свойства, характеризующго его сущность, есть соотношение переменных. В философии же это отношение выражается в форме взаимодействия двух противоположных понятий, где определением образуемой из них категории (философского закона) будет являться описание характерных черт действия данного свойства, представленного в виде того самого образа-объекта, который и следует описать. Описанием же как таковым будет подыскивание такого сочетания понятий и связок их смысловых значений, которое в образной форме воссоздаст именно те черты, которые можно отнести к сущностным, таким образом чтобы в сознании любого кто бы прочел данное определение формировался именно такой образ свойства, который наиболее полно бы отражал его объективное содержание, а следовательно благодаря чему его и можно было бы использовать на практике. И хотя данная возможность пока в полной мере не реализована ни в одной философской системе (исключая ту, которую предлагает автор этой статьи), но это только еще раз подчеркивает особую значимость акцентирования внимания на этой методологической стороне формирования философской теории как теории научной.

Таким образом, по принципиальным пунктам, которые можно связать с научным методом, философия с полным правом может быть признана, хотя и особенной по сравнению с другими, но без всяких натяжек и преувеличений именно наукой.

Одной из существенных особенностей формирования отношения к объекту философии и ее статусу является непонимание философами технических принципов и этапов формирования философской теории, отсюда и недоумение от ее действенности, познавательной ценности без видимости наличия самой познавательной процедуры. Отсюда и желание определить философию как отношение к миру, как мировоззрения, как экзистенцию, как науку об врожденных идеях, об универсалиях и т. п. Но поскольку на бытовом уровне, в обыденной жизни человек всегда пользовался всеобщими свойствами, то сам механизм их выявления и определения, который осуществляется подспудно, опосредованно, и потому, незаметно, остается скрыт, и философ или ученый получают уже готовое определение, не осознавая его природу. Поэтому то так часто наделяют эту форму познания неким особым, над научным статусом. Но на самом же деле философия – это такая же наука как любая другая. Поэтому определением философии буден не определение ее как размышления над всеобщими проблемами в системе “МИР-ЧЕЛОВЕК” и не как комплекс принципов познания, как всеобщий метод познавательной деятельности” и не как особую регулятивную деятельность разума, и не как науку о чистых формах, а как науку о всеобщих свойствах Мира, объективно существующих и познаваемых, и так же неотвратимо действующих, как и любое частное свойство присущее любому объекту, изучаемому любой другой наукой. Поэтому философию с полным правом и уже действительно заслуженно можно назвать наукой точной, а так же наукой практической. Именно этим и отличается данная точка зрения от позиции реалистической феноменологии, в которой не смотря на признание отражения философией объективных свойств Мира, им все равно приписывается некий особый статус, ввиду именно того заблуждения, о котором чуть выше шла речь, то есть от скрытости от сознания самого механизма формирования философских законов и философской теории, что дает основание приписывать им некий особый статус, а философствованию – ореол некой не всем доступной специфичности.

В свете всего сказанного можно рассмотреть вопрос о взаимодействии философа и ученого. Нужно ли это взаимодействие, и если нужно, то каковы его объективные законы?

Думается, нет необходимости напоминать, что подмена одной формы научной практики другой, имеющей свою ограниченную область применения, чревата большими ошибками в построении системы любого научного знания. Поэтому можно в первую очередь говорить лишь о взаимодействии философии и частных наук в процессе познания свойств объектов. Философ не может заменить труд ученого. Он только может указать на те свойства объектов, которые будут проявляться независимо от его материальной и научной принадлежности, и помочь ученому более точно представить возможные изменения исследуемых объектов, что особенно важно в тех случаях, когда знаний о свойствах объекта недостаточно, и следует наиболее достоверно предсказать последующее состояние объекта, смоделировать логику его развития, а без знания всеобщих свойств такая картина будет не полной и скорее всего даже искаженной, хотя это ни чуть не умаляет важности использования философских знаний и в обыной, не экстремальной научной деятельности и вообще в любой форме человеческой практики. Вот к такому именно взаимодействию, когда и философ ищет в научных теориях те нехарактерные для данной науки принципы которые помогли ученому сделать научное открытие, сформулировать новые законы, обновить научную теорию, и анализируя их находит новые всеобщие закономерности, и нужно стремиться как ученому, так и философу. Но такое взаимодействие превращается в фикцию, если философии отводится роль общечеловеческой теологии, если отрицается ее научный статус, если ее законы подменяются законами логики и познания, развенчанию каковых заблуждений и призвана служить данная статья. По этой причине она носит программный характер, поскольку, пускай и в очень сжатом виде, излагает основные взгляды на философию как науку. Но даже не столько само развернутое изложение данных принципов может свидетельствовать в пользу их истинности, а сколько создание полноценной научной философской теории, то есть, именно системы философских законов, категорий, построенной в строгом соответствии с адекватными задаче принципами, одним и важнейшим из которых является призыв – “Назад к вещам!”, провозглашенный родоначальником феноменологического метода, Э. Гуссерлем.

“Только на основе такого анализа возможно показать, что сознанию, наряду с конституируемыми им чисто интенциональными предметностями и фикциями, также как и всей областью кажущегося, доступны и сами вещи. Только путём строжайшего возвращения к непосредственно данному проявляет себя истинная и самоочевидная трансцендентность человека в познании, без которой философия как объективное знание и тем самым как строгая наука никогда не могла бы найти обоснование. Таким образом, сознание проявляет себя не только как конституирующее объекты, но прежде всего как раскрывающее бытие”

Автор: Игорь Михайлович Крылов

Контакт: Igor_kryl@mail.ru

По материалам сайта sciteclibrary.ru

Введите ваше имя:

Комментарий:

Защита от спама - введите символы с картинки (регистр имеет значение):